Российско-украинская война обновила очень многие базовые представления современного мира — например, о системе международной безопасности и международного права, о глобализации и глобализме, о логике мирового исторического процесса и конце странного периода, названного 30 с лишним лет назад «концом истории». Но главное — происходящие события обновили наши и не только наши представления о Добре и Зле.
очнее, они с новой силой показали, что есть Добро, есть Зло, и где именно проходит между ними граница. Тогда как культура, эстетика и идеология постмодерна последние десятилетия нам всем доказывала, что всё относительно и по приколу, что никаких абсолютных полюсов смысла не существует, что весь мир — если не театр, то большое телешоу и компьютерная игра, и что вместо добра — сегодня прагматизм — в котором собственные интересы замешаны на коктейле из смеси добра и зла.
Однако восстановление представлений о Добре и Зле — вовсе не означает победу первого над вторым. Более того, оно даже не определяет — кто есть Добро, а кто — Зло: на любой войне почти все воюющие считают противника Злом — даже если он просто обороняет границы своего государства, а себя — Добром — даже если ты убиваешь людей в газовых камерах, сбрасываешь атомные бомбы на мирные города, применяешь химическое оружие, расстреливаешь пленных в затылок, насилуешь детей и отбираешь стиральные машины. Мол, это всё — «туман войны» и «эксцесс исполнителя», главное — что мы несем этим неблагодарным Светлое Будущее или очищаем их от «нацизма»!
И еще один актуальный вывод приходится сделать: корни происходящего — именно в длительном неразличении Добра и Зла. И речь вовсе не об Украине и даже не о России, а о Западе в целом, особенно — о странах Европейского Союза и об определенных кругах в США (прежде всего, в Демократической партии).
Именно толерантность Запада ко Злу позволила проводить политику «business as usual»: твой контрагент может быть маньяком и убийцей, вампиром и педофилом, но главное — это бизнес! Деловые отношения и деньги не должны пахнуть — их надо очистить и от этических «предрассудков», и от моральных сантиментов, и от политики, и от геополитики, и от всего остального.
осле 24 февраля только ленивый не упрекает европейских политиков последних двух десятилетий в том, что они добровольно заглотили «крючок» зависимости от российских энергоносителей — мол, и «Северный поток-1», и «Северный поток-2», и «Турецкий поток» были построены вовсе не для поставок российского газа в Европу по более выгодным маршрутам, а для политической расправы с Украиной — чтобы это можно было сделать безболезненно и относительно незаметно для Европы и европейских потребителей.
Однако процесс «покупки лояльности» Европы Кремль начал вовсе не в 2014 году и даже не в начале 2000-х, когда было объявлено, что «газ — это новое русское оружие». Идею «привязать» Западную (капиталистическую) Европу к Советскому Союзу — для ослабления европейско-американского союза — придумали еще во времена Хрущева и Аденауэра. Потом были сделка 1970 года «газ — трубы» и доктрина «газ вместо танков» двух послов СССР в ФРГ Валентина Фалина и Юлия Квицинского. Ну и, наконец, заработавший в 1984 году газопровод «Уренгой — Помары — Ужгород», привязавший Западную Европу к СССР, а потом и к России, казалось, навсегда. Удивительно, но в позднем СССР даже управление советским контейнерным флотом происходило из немецкого Гамбурга. И именно через тайные торговые пути в ФРГ Советский Союз обходил запрет на импорт американской вычислительной техники нового поколения.
И, в принципе, расчет Кремля был вполне эффективным: страны ЕС всё больше и больше погружались в экономическую и логистическую зависимость от российского нефте-газа, которая постепенно превращалась в зависимость политическую. При этом немецкие политики (та же Ангела Меркель) объясняют такое сотрудничество прямо противоположным образом — мол, мы, Германия и Европа в целом, вовсе не собирались попадать на путинский нефтегазовый крючок! Наоборот, мы сами хотели опутать Россию тысячами важнейших экономических связей — чтобы остудить кремлевский милитаризм и предотвратить военную эскалацию в Европе.
Немецкий бизнес сладостно потирал руки, подсчитывая грядущие златые горы, в Кремле строили планы «демилитаризации-денацификации» Украины, а также и восстановления — после того, как украинская газовая труба перестанет быть предохранителем об большой войны в Европе.
А любопытствующие наблюдатели с интересом следили, как в коллективной душе Европы интересы борются с ценностями — почти как у Шекспира: «быть иль не быть». И вот когда, казалось, интересы окончательно восторжествовали, когда всем — и Соединенным Штатам, и обманутой Украине, и негодующим Польше и Литве сообщили, что «Северному потоку-2» таки быть, произошло то, что радикально изменило мировую историю и позволило Европе принять коллективное решение, страхующее ее от «заката» и «самообнуления».
Лишь 24 февраля, а особенно — когда начались обстрелы Харькова, Мариуполя, Чернигова, Ахтырки и других крупных и средних украинских городов российскими ракетами, когда открылись кошмары Бучи, Бородянки, Гостомеля, в глобальной европейской душе случился перелом: Европа стала на сторону ценностей — видимо, понимая, что предательство Украины и попрание ценностей в недалекой перспективе лишит ее саму всего — начиная с собственных интересов. В свое время Черчилль иронизировал по поводу поведения известному Мюнхенскому сговору 1938 года — мол, Европа выбирала между войной и позором, и, выбрав позор, в результате получила и то, и другое. Кажется, нынешние «качели» европейского отношения к Украине весьма напоминают те обстоятельства.
Итак, ЕС согласовал 6-й пакет санкций — Глава ЕС Урсула фон дер Ляйен заявила, что этот шаг «эффективно сократит около 90% импорта нефти из России в ЕС к концу года». Хотя каждый день этой войны приносит России порядка 1 млрд. долларов за энергоносители. Так, по различным экспертным подсчетам, российская экономика за первые 100 дней войны получила порядка 93 млрд. евро.
Расчет Кремля был успешным и в 1970–1980-х, и позже. И даже в 2014 году — и персональные санкции против российских элитариев, и секторальные санкции против российской экономики были покусывающими — в целом, неприятными, но не критическими. (Критическими они были разве что в сфере высоких технологий.) Но переполнение сосуда Зла заставило проснуться и опомниться даже бесконечно сонные европейские элиты.
Кремль и Газпром теперь рассказывают российскому обществу, что вместо Европы у России теперь будут новые друзья и деловые партнеры — прежде всего, Китай и Индия. Однако пока это лишь надежды и мечты. У них есть своя повестка дня, они стремятся не к спасению российской нефте-газовой отрасли, а к выживанию своих собственных стран. Пока такая перспектива очень выгодна для Китая, но вот может ли она быть долгосрочной — большой вопрос.
Теперь на подходе 7-й пакет санкций, хотя, конечно, Кремль тоже провел тотальную мобилизацию — не контрактников для отправки на «СВО», а своих скрытых «друзей», «агентов» и «путин-ферштейнеров». В результате, в общественное мнение с середины мая заброшен важнейший тезис Кремля, озвученный самыми влиятельными американскими и европейскими политиками и интеллектуалами — Генри Киссенджером (1923 г.р.), Юнгером Хабермасом (1929 г.р.), Эдвардом Люттваком (1942 г.р.), Ноамом Хомски (1928 г.р.), Дэвидом Игнатиусом (1959 г.р.) и десятками иных: мол, не надо загонять Путина в угол! Надо дать ему возможность сохранить лицо! Войну спровоцировало расширение НАТО на восток! Мы не можем представить себе мир, в котором Россия проиграла, а Украина — не выиграла! и т.п. Иначе говоря, Европу и даже Америку пытаются соблазнить на новое «искушение» — порешать неразрешимые противоречия между Россией и Западом за счет Украины, склонив Киев к подписанию условного «Минска-3». Запад раскололся на «партию перемирия» (Франция, Германия, Италия, Австрия, Венгрия) и «партию победы» (Великобритания, Польша, Литва, Латвия, Эстония, отчасти США). Впрочем, угроза со стороны России тоже не выглядит пустяком: на днях спикер Госдумы Вячеслав Володин пригрозил, что в случае передачи Украине ядерного оружия не станет не только Украины и Польши, но и всей Европы.
В общем, оказалось всё куда сложнее, чем думалось первые недели после 24 февраля: война не только показала — что Добро и Зло в принципе существуют. Она заставила каждого из крупных игроков — международные союзы государств, государства, политические партии, политиков и даже простых граждан стран делать этот сложный выбор между Добром и Злом постоянно — каждый день, каждый час, каждую минуту. И это, похоже, самое большое изменение, которое произошло в мире за последние 110 дней.
